II.
РАЗОРВАНЫ СТРУНЫ.4
Разорваны струны на арфе забвенной
Цари-песнопевца, владыки народовъ, любимца небесъ!
Нетъ более арфы давно освященной
Сыновъ iудейскихъ потоками слезъ!
О, сладостны струнъ ея были перуны!
Рыдайте, рыдайте! на арфе Давида разорваны струны!
Гармонiей сладкой она проницала
Железныя души, медяныя груди суровыхъ людей;
Чтобъ ихъ не восхитить до звездныхъ полей
Чудеснымъ могуществомъ струннаго звона:
Священная арфа Давида сильнее была его трона.
Въ слухъ мiру царя она славу гремела,
Веселiемъ полнила грады и села,
И двигала горы и кедровъ леса;
Все песни ея къ небесамъ возвышались --
И тамъ, возлетевши, подъ скинiей Бога навеки остались.5
Но кроткая вера еще восхищаетъ слухъ кроткихъ сыновъ
Мелодiей сладкой техъ звуковъ чудесныхъ:
Они, какъ отъ звездныхъ слетая круговъ,
Лелеютъ ихъ души небесными снами,
6
Н. Гнедичь.
Примечания
4) "Въ царствованiе Давида музыка пользовалась у евреевъ величайшимъ уваженiемъ. Музыкальныя способности этого царя и его ревностныя занятiя этимъ искусствомъ, а также и большое число музыкантовъ, которыхъ онъ держалъ для приданiя большаго величiя религiознымъ обрядамъ и церемонiямъ, не могли не оказать влiянiя на распространенiе и усовершенствованiе этого искусства; именно въ этотъ перiодъ еврейской исторiи музыканты удостоились чести быть допущенными къ совершенiю жертвоприношенiй и служенiю у кивота завета". Берней.
5) "Когда лордъ Байронъ отдалъ мне это стихотворенiе, оно оканчивалась этимъ стихомъ. Но такъ какъ строфа оказывалась такимъ образомъ недоконченною, то я попросилъ его о продолженiи ея для того, чтобы ее легче было положить на музыку. "Помилуйте", возразилъ онъ: "я оставилъ васъ въ этомъ стихе на небе..." Въ это время со мной заговорилъ кто-то другой, но лордъ черезъ несколько минутъ подошелъ ко мне и, сказавъ; "вотъ, Натанъ, я уладилъ ваше дело", отдалъ мне удивительные стихи, заканчивающiе строфу". Натанъ.
"Гимны Давида отличаются "только же возвышенностью и изяществомъ слова, сколько глубиною и чистотою религiознаго чувства. Въ сравненiи съ ними, священныя песни всехъ другихъ народовъ оказываются посредственными. Они до такой степени воплотили въ себе всемiрный языкъ религiознаго чувства, что (за исключенiемъ немногихъ пламенныхъ и гневныхъ местъ, естественныхъ въ воинственной поэзiи более суроваго времени) вошли въ христiанское богослуженiе и получили въ немъ право безспорнаго господства. Песни, которыми еврейскiй народъ оглашалъ пустынныя пещеры свои или которыя вылетали изъ устъ его въ то время, какъ онъ странствовалъ по равнинамъ и холмамъ Іудеи, всегда повторялись и повторяются во всехъ странахъ обитаемаго мiра: на отдаленнейшихъ островахъ океана, въ лесахъ Америки, въ песчаныхъ степяхъ Африки. Сколько человеческихъ сердецъ было успокоено, очищено, облагорожено этими песнями! сколькимъ несчастнымъ послужили оне тайнымъ утешенiемъ! на сколько общинъ оне низвели благословенiе божественнаго Провиденiя темъ, что гармонически соединили въ себе нежную любовь съ глубокимъ религiознымъ чувствомъ!" Мильманъ.