• Приглашаем посетить наш сайт
    Львов Н.А. (lvov.lit-info.ru)
  • "Илиада" Гомера (перевод Гнедича).
    Песнь пятая. Подвиги Диомеда

    Песнь пятая

    ПОДВИГИ ДИОМЕДА

    В оное время Афина Тидея великого сыну
    Крепость и смелость дала, да отличнейшим он между всеми
    Аргоса воями будет и громкую славу стяжает.
    Пламень ему от щита и шелома зажгла неугасный,
    Блеском подобный звезде той осенней, которая в небе
    Всех светозарнее блещет, омывшись в волнах Океана, —
    Пламень подобный зажгла вкруг главы и рамен Диомеда
    И устремила в средину, в ужасное брани волненье.

    Был в Илионе Дарес, непорочный священник Гефеста,
    Муж и богатый и славный, и было у старца два сына,
    Храбрый Фегес и Идей, в разнородных искусные битвах.
    Оба они, отделясь, полетели проти́в Диомеда;
    Но они на конях, — Диомед устремляется пеший.
    Только лишь стали сближаться, идущие друг против друга,
    Первый троянец Фегес устремил длиннотенную пику:
    Низко, блестящая жалом, над левым плечом Диомеда
    Медь пронеслася, не ранив его; и воздвигнулся с пикой

    В грудь меж сосцов поразил и противника сбил с колесницы.
    Спрянул Идей, побежал, колесницу прекрасную бросив;
    В трепете сердца не смел защитить и убитого брата;
    Он бы и сам не избег от грозящего, черного рока,
    Но исторгнул Гефест и, покрытого мрачностью ночи,
    Спас, да не вовсе отец сокрушится печалью о детях.
    Коней меж тем изловив, Диомед, воеватель могучий,
    Вверил дружине, да гонят к судам многоместным. Трояне,
    Бодрые в битве дотоле, узрев, что Даресовы чада —
    Тот устрашенный бежит, а другой с колесницы низвержен,
    Духом смутилися все: и тогда Паллада Афина,
    За руку взявши, воскликнула к бурному богу Арею:

    «Бурный Арей, истребитель народов, стен сокрушитель,
    Кровью покрытый! не бросим ли мы и троян и ахеян
    Спорить одних, да Кронид промыслитель им славу присудит?
    Сами ж с полей не сойдем ли, да Зевсова гнева избегнем?»

    Так говоря, из сражения вывела бурного бога
    И посадила его на возвышенном бреге Скамандра.
    Гордых троян отразили данаи; низверг браноносца

    Мощного сбил с колесницы вождя гализонов, Годи́я:
    Первому, в бег обращенному, пику ему Агамемнон
    В спину меж плеч углубил и сквозь перси широкие выгнал;
    С шумом на землю он пал, и взгремели на падшем доспехи.

    Идоменей поразил меонийцем рожденного Бором
    Феста, притекшего к брани из Тарны, страны плодоносной.
    Мужа сего Девкалид копьеносец копьем длиннотенным
    Вдруг, в колесницу всходившего, в правое рамо ударил:
    В прах с колесницы он пал и ужасною тьмой окружился;
    Быстро его обнажили царя Девкалида клевреты.

    Там же Скамандрий Строфид, молодой звероловец искусный,
    Пал, Менелая Атрида поверженный ясенной пикой,
    Славный стрелец; изуче́нный самою богинею Фебой,
    Всех он зверей поражал, и холмов и дубравы питомцев;
    Но его не спасла ни стрельбой веселящаясь Феба,
    Ни искусство, каким он, стрелец дальнометкий, гордился:
    Юношу сильный Атрид Менелай, знаменитый копейщик,
    Близко его убегавшего, ясенной пикою острой
    В спину меж плеч поразил и сквозь перси кровавую выгнал:

    Вождь Мерион Ферекла повергнул, Гармонова сына,
    Зодчего мужа, которого руки во всяком искусстве
    Опытны были; его безмерно любила Паллада;
    Он и Парису герою суда многовеслые строил,
    Бедствий начало, навлекшие гибель как всем илионцам,
    Так и ему: не постигнул судеб он богов всемогущих.
    Воя сего Мерион, пред собою гоня и настигнув,
    Быстро в десное стегно поразил копнем, — и глубоко,
    Прямо в пузырь, под лобковою костью, проникнуло жало:
    С воплем он пал на колена, и падшего смерть осенила.

    Мегес Педея сразил, Антенорова храброго сына.
    Сын незаконный он был, но его воспитала Феана
    С нежной заботой, как собственных чад, угождая супругу.
    Мегес Филид, на него устремяся, копейщик могучий,
    В голову около тыла копьем поразил изощренным.
    Медь, меж зубов пролетевши, подсекла язык у Педея:
    Грянулся в прах он и медь холодную стиснул зубами.

    Вождь Эврипил Эвемонид сразил Гипсенора героя,
    Ветвь Долопиона старца, который, возвышенный духом,


    Мужа сего Эврипил, блистательный сын Эвемонов,
    В бегстве узрев пред собою, догнал на бегу и по раму
    Острым мечом поразил и отнес жиловатую руку;
    Там же рука кровавая пала на прах, и троянцу
    Очи смежила багровая Смерть и могучая Участь.

    Так воеводы сии подвизались на пламенной битве.
    Но Диомеда вождя не узнал бы ты, где он вращался,
    С кем воевал — с племенами троян, с племенами ль ахеян?
    Реял по бранному полю, подобный реке наводненной,
    Бурному в осень разливу, который мосты рассыпает;
    Бега его укротить ни мостов укрепленных раскаты,
    Ни зеленых полей удержать плотины не могут,
    Если незапный он хлынет, дождем отягченный Зевеса;
    Вкруг от него рассыпаются юношей красных работы, —
    Так от Тидида кругом волновались густые фаланги
    Трои сынов и стоять не могли, превосходные силой.

    Скоро героя увидел блистательный сын Ликаонов,
    Как он, крутясь по полям, волновал пред собою фаланги;
    Скоро на сына Тидеева лук напрягал со стрелою

    В бронную лату. Насквозь пролетела крылатая стрелка,
    Прямо вонзилась в плечо: оросилася кровию броня.
    Громко воскликнул, гордяся, блистательный сын Ликаонов:
    «Други, вперед! ободритесь, трояне, бодатели коней!
    Ранен славнейший аргивец; и он, уповаю, не может
    Долго бороться с стрелою могучею, ежели точно
    Феб сребролукий меня устремил из пределов ликийских!»

    Так он кричал, возносясь; но героя стрела не смирила:
    Мало Тидид отступив, впереди колесницы и коней
    Стал и к Сфенелу воззвал, Капанееву храброму сыну:
    «Друг Капанид, поспеши на мгновенье сойти с колесницы,
    Чтоб извлечь у меня из рама горькую стре́лу».

    Так он сказал, — и Сфенел с колесницы спрянул на землю;
    Стал за хребтом и из рама извлек углубившуюсь стрелу;
    Брызнула быстро багряная кровь сквозь кольчатую броню;
    И взмолился тогда Диомед, воеватель могучий:
    «Слух преклони, необорная дщерь громоносного Зевса!
    Если ты мне и отцу поборать благосклонно любила
    В брани пылающей, будь мне еще благосклонной, Афина!

    Кто, упредивши, меня уязвил и надмен предвещает, —
    В жизни недолго мне видеть свет лучезарного солнца!»

    Так восклицал он, молясь, и вняла ему дочь громовержца;
    Члены героя соделала легкими, ноги и руки,
    И, приближась к нему, провещала крылатые речи:
    «Ныне дерзай, Диомед, и без страха с троянами ратуй!
    В перси тебе я послала отеческий дух сей бесстрашный,

    Коим щита потрясатель Тидей обладал, конеборец;
    Мрак у тебя от очей отвела, окружавший их прежде;
    Ныне ты ясно познаешь и бога и смертного мужа.
    Шествуй, и если бессмертный, тебя искушая, предстанет,
    Ты на бессмертных богов, Диомед, не дерзай ополчаться,
    Кто ни предстанет; но если Зевесова дочь Афродита
    Явится в брани, рази Афродиту острою медью».

    Так говоря, отошла светлоокая дочь громовержца.
    Сын же Тидеев, назад обратившися, стал меж передних,
    И, как ни пламенно прежде горел он с врагами сражаться,
    Ныне трикраты сильнейшим, как лев, распылался он жаром.
    Лев, которого пастырь в степи, у овец руноносных,

    Силу лишь в нем пробудил; и уже, отразить не надеясь,
    Пастырь под сень укрывается; мечутся сирые овцы;
    Вкруг по овчарне толпятся, одни на других упадают;
    Лев распаленный назад, чрез высокую скачет ограду, —
    Так распаленный Тидид меж троян ворвался, могучий.

    Там Астиноя поверг и народов царя Гипенора;
    Первого в грудь у сосца поразил медножальною пикой,
    А другого мечом, по плечу возле выи, огромным
    Резко ударив, плечо отделил от хребта и от выи.
    Бросивши сих, на Абаса напал и вождя Полиида,
    Двух Эвридама сынов, сновидений гадателя-старца;
    Им, отходящим, родитель не мог разгадать сновидений;
    С них Диомед могучий, с поверженных, со́рвал корысти.
    После пошел он на Ксанфа и Фоона, двух Фенопидов,
    Фенопса поздних сынов; разрушаемый старостью скорбной,
    Он не имел уже сына, кому бы стяжанья оставить.
    Их Диомед повергнул и сладкую жизнь у несчастных
    Братьев похитил; отцу же — и слезы, и мрачные скорби
    Старцу оставил: детей, возвратившихся с брани кровавой,

    Там же двух он сынов захватил Дарданида Приама,
    Бывших в одной колеснице, Хроми́я и с ним Эхемона;
    И, как лев на тельцов нападает и вдруг сокрушает
    Выю тельцу иль телице, пасущимся в роще зеленой, —
    Так обои́х Приамидов с коней Диомед, не хотящих,
    Сбил беспощадно на прах и сорвал с пораженных доспехи.
    Коней же отдал клевретам, да гонят к кормам корабельным.

    Храбрый Эней усмотрел истребителя строев троянских;
    Быстро пошел сквозь гремящую брань, сквозь жужжащие копья,
    Пандара, богу подобного, смо́тря кругом, не найдет ли;
    Скоро нашел Ликаонова храброго, славного сына,
    Стал перед ним и такие слова говорил, негодуя:
    «Пандар! где у тебя и лук и крылатые стрелы?
    Где твоя слава, которой никто из троян не оспорил

    И в которой ликиец тебя превзойти не гордился?
    Длани к Зевесу воздень и пусти ты пернатую в мужа,
    Кто бы он ни был, могучий: погибели много нанес он
    Ратям троянским; и многим и сильным сломил он колена!
    Разве не есть ли он бог, на троянский народ раздраженный,
    »

    Быстро Энею ответствовал славный сын Ликаонов:
    «Храбрый Эней, благородный советник троян меднолатных!
    Сыну Тидея могучему, кажется, муж сей подобен:
    Щит я его узнаю и с забралом шелом дыроокий;
    Вижу его и коней, но не бог ли то, верно не знаю.
    Если сей муж, как поведал я, сын бранодушный Тидеев,
    Он не без бога свирепствует; верно, при нем покровитель
    Бог предстоит, обвив рамена свои облаком темным:
    Он от него и стрелу налетавшую быстро отринул.
    Я уже бросил стрелу и уметил Тидеева сына
    В рамо десное, пробив совершенно доспешную лату,
    И уже уповал, что его я повергнул к Аиду;
    Нет, не повергнул! Есть, без сомнения, бог прогневленный!
    Коней со мною здесь нет, для сражения нет колесницы;
    В Зелии, в доме отца, у меня их одиннадцать пышных,
    Новых, недавно отделанных; к бережи их, покрывала
    Окрест висят, и для каждой из них двуяремные кони
    Подле стоят, утучняяся полбой и белым ячменем.
    Нет, не напрасно меня Ликаон, воинственный старец,

    Старец наказывал мне, ополчась на конях, в колеснице
    Трои сынов предводить на побоищах бурных сражений.
    Я не послушал отца, а сие бы полезнее было.
    Коней хотел пощадить, чтоб у граждан, в стенах заключенных,
    В корме они не нуждались, привыкнув питаться роскошно.
    Коней оставил и так устремился я пеш к Илиону,
    Твердо надежный на лук, но сей лук для меня не помощник!
    В двух воевод знаменитейших бросил я меткие стрелы:
    В сына Тидея и в сына Атрея; того и другого
    Ранивши, светлую кровь я извлек и озлобил их больше.
    В злую годину, я вижу, и лук и пернатые стрелы
    Снял со столба я в тот день, как решился в веселую Трою
    Рати троянские весть, угождая Приамову сыну.
    Если я вспять возвращусь и увижу моими очами
    Землю родную, жену и отеческий дом наш высокий, —
    Пусть иноземец враждебный тогда же мне голову срубит,
    Если я лук сей и стрелы в пылающий пламень не брошу,
    В щепы его изломав: бесполезный он был мне сопутник!»

    Пандару быстро Эней, предводитель троян, возражает:
    «Так не вещай, Ликаонид любезный! не будет иначе
    Прежде, нежели мы человека сего, в колеснице

    Противостав, не изведаем оба оружием нашим.
    Шествуй ко мне, взойди на мою колесницу, увидишь,
    Троса кони́ каковы, несказанно искусные полем
    Быстро летать и туда и сюда, и в погоне и в бегстве.
    К граду и нас унесут они, бурные, если б и снова
    Славу Зевс даровал Диомеду, Тидееву сыну.
    Шествуй, любезный; и бич и блестящие конские вожжи
    В руки прийми ты, а я с колесницы сойду, чтоб сразиться.
    Или врага принимай ты, а я озабочусь конями».

    Но ему возражает блистательный сын Ликаонов:
    «Сам удержи ты бразды и правь своими конями:
    Прытче они под возницей привычным помчат колесницу,
    Ежели мы побежим пред могучим Тидеевым сыном.
    Или они, оробевши, замнутся и с бранного поля
    Нас понесут неохотно, знакомого крика не слыша.
    Тою порою нагрянет на нас Диомед дерзновенный,
    Нас обои́х умертвит и похитит коней знаменитых.
    Ты, Анхизид, удержи и бразды, управляй и конями;
    ».

    Так сговоряся и оба в блистательной став колеснице,
    Вскачь на Тидеева сына пустили коней быстроногих.
    Их усмотревши, Сфенел, знаменитый сын Капанеев,
    К сыну Тидея немедля крылатую речь устремляет:
    «Храбрый Тидид Диомед, о друг, драгоценнейший сердцу!
    Вижу могучих мужей, налетающих биться с тобою.
    Мощь обои́х неизме́рима: первый — стрелец знаменитый
    Пандар, гордящийся быть Ликаона ликийского сыном;
    Тот же — троянец Эней, добродушного мужа Анхиза
    Сын, нарицающий матерью Зевсову дочь Афродиту.
    Стань в колесницу, и вспять мы уклонимся; так не свирепствуй,
    Между передних бросаясь, да жизни своей не погубишь».

    Грозно взглянув на него, отвечал Диомед нестрашимый:
    «Смолкни, о бегстве ни слова! к нему ты меня не преклонишь!
    Нет, не в породе моей, чтобы вспять отступать из сражений
    Или, робея, скрываться: крепка у меня еще сила!
    Даже на коней всходить мне не хочется; так, как ты видишь,
    Пеш против них я иду; трепетать не велит мне Афина.
    Их в колеснице обратно не вынесут быстрые кони;

    Молвлю тебе я иное, а ты сохрани то на сердце:
    Ежели мне Тритогения мудрая славу дарует
    Их обои́х поразить, быстроногих ты собственных коней
    Здесь удержи, затянувши бразды за скобу колесницы:
    Сам, не забудь, Капанид, на Энеевых коней ты бросься
    И гони от троян к ополчениям храбрых данаев.
    Кони сии от породы, из коей Кронид громовержец
    Тросу ценою за сына, за юного дал Ганимеда;

    Кони сии превосходнее всех под авророй и солнцем.
    Сей-то породы себе у царя Лаомедона тайно
    Добыл Анхиз властелин, из своих кобылиц подославши:
    Шесть у Анхиза в дому родилося породы сей коней;
    Он, четырех удержав при себе, воспитал их у яслей;
    Двух же Энею отдал, разносящих в сражениях ужас.
    Если сих коней похитим, стяжаем великую славу!»

    Тою порой, как на месте герои взаимно вещали,
    Близко враги принеслися, гонящие коней их бурных.
    Первый к Тидиду воскликнул блистательный сын Ликаонов:
    «Пламенный сердцем, воинственный, сын знаменитый Тидея!

    Ныне еще испытаю копьем, не вернее ль умечу».

    Рек он — и, мощно сотрясши, послал длиннотенную пику
    И поразил по щиту Диомеда; насквозь совершенно
    Острая медь пролетела и звучно ударилась в броню.

    Радуясь, громко воскликнул блистательный сын Ликаонов.
    «Ранен ты в пах и насквозь! и теперь, я надеюсь, не долго
    Будешь страдать; наконец даровал ты мне светлую славу!»

    Быстро ему, не смутясь, отвечал Диомед благородный:
    «Празден удар, ты обманут! но вы, я надеюся, оба
    Прежде едва ль отдохнете, доколе один здесь не ляжет
    Кровью своею насытить несытого бранью Арея!»

    Так произнес — и поверг; и копье направляет Афина
    Пандару в нос близ очей: пролетело сквозь белые зубы,
    Гибкий язык сокрушительной медью при корне отсекло
    И, острием просверкнувши насквозь, замерло в подбородке.
    Рухнулся он с колесницы, взгремели на падшем доспехи
    Пестрые, пышноблестящие; дрогнули тросские кони
    Бурные; там у него и душа разрешилась и крепость.

    Прянул на землю Эней со щитом и с огромною пикой

    Около мертвого хо́дя, как лев, могуществом гордый,
    Он перед ним и копье уставлял и щит круговидный,
    Каждого, кто б ни приближился, душу исторгнуть грозящий
    С криком ужасным. Но камень рукой захватил сын Тидеев,
    Страшную тягость, какой бы не подняли два человека
    Ныне живущих людей, — но размахивал им и один он;
    Камнем Энея таким поразил по бедру, где крутая
    Лядвея ходит в бедре по составу, зовомому чашкой:
    Чашку удар раздробил, разорвал и беде́рные жилы,
    Сорвал и кожу камень жестокий. Герой пораженный
    Пал на колено вперед; и, колеблясь, могучей рукою
    В дол упирался, и взор его черная ночь осенила.

    Тут неизбежно погиб бы Эней, предводитель народа,
    Если б того не увидела Зевсова дочь Афродита,
    Матерь, его породившая с пастырем юным, Анхизом.

    Около милого сына обвив она белые руки,
    Ризы своей перед ним распростерла блестящие сгибы,
    Кроя от вражеских стрел, да какой-либо конник данайский
    Медию персей ему не пронзит и души не исторгнет,

    Тою порою Сфенел Капанид не забыл наставлений,
    Данных ему Диомедом, воинственным сыном Тидея:
    Коней своих звуконогих вдали от бранной тревоги
    Он удержал и, бразды затянув за скобу колесницы,
    Бросился быстро на праздных Энея коней пышногривых,
    И, отогнав от троян к меднолатным дружинам ахеян,
    Другу отдал Деипилу, которого сверстников в сонме
    Более всех он любил, по согласию чувств их сердечных,
    Гнать повелев к кораблям мореходным; сам же, бесстрашный,
    Став в колеснице своей и блестящие вожжи ослабив,
    Вслед за Тидидом царем на конях звуконогих понесся,
    Пламенный. Тот же Киприду преследовал медью жестокой,
    Знав, что она не от мощных богинь, не от оных бессмертных,
    Кои присутствуют в бранях и битвы мужей устрояют,
    Так, как Афина или́ как громящая грады Энио.
    И едва лишь догнал, сквозь густые толпы пролетая,
    Прямо уставив копье, Диомед, воеватель бесстрашный,
    Острую медь устремил и у кисти ранил ей руку
    Нежную: быстро копье сквозь покров благовонный, богине

    Возле перстов; заструилась бессмертная кровь Афродиты,
    Влага, какая струится у жителей неба счастливых:
    Ибо ни брашн не ядят, ни от гроздий вина не вкушают;
    Тем и бескровны они, и бессмертными их нарицают.
    Громко богиня вскричав, из объятий бросила сына;
    На руки быстро его Аполлон и приял и избавил,
    Облаком черным покрыв, да какой-либо конник ахейский
    Медию персей ему не пронзит и души не исторгнет.

    Грозно меж тем на богиню вскричал Диомед воеватель:
    «Скройся, Зевесова дочь! удалися от брани и боя.
    Или еще не довольно, что слабых ты жен обольщаешь?
    Если же смеешь и в брань ты мешаться, вперед, я надеюсь,
    Ты ужаснешься, когда и название брани услышишь!»

    Рек, — и она удаляется смутная, с скорбью глубокой.
    Быстро Ирида ее, поддержав, из толпищ выводит
    В омраке чувств от страданий; померкло прекрасное тело!
    Скоро ошуюю брани богиня находит Арея;
    Там он сидел; но копье и кони бессмертные были
    Мраком одеты; упав на колена, любезного брата

    «Милый мой брат, помоги мне, дай мне коней с колесницей,
    Только достигнуть Олимпа, жилища богов безмятежных.

    Страшно я мучуся язвою; муж уязвил меня смертный,
    Вождь Диомед, который готов и с Зевесом сразиться!»

    Так изрекла, — и Арей отдает ей коней златосбруйных.
    Входит она в колесницу с глубоким крушением сердца;
    С нею Ирида взошла и, бразды захвативши в десницу,
    Коней стегнула бичом; полетели послушные кони;
    Быстро достигнули высей Олимпа, жилища бессмертных.
    Там удержала коней ветроногая вестница Зевса
    И, отрешив от ярма, предложила амброзию в пищу.
    Но Киприда стенящая пала к коленам Дионы,
    Матери милой, и матерь в объятия дочь заключила,
    Нежно ласкала рукой, вопрошала и так говорила:
    «Дочь моя милая, кто из бессмертных с тобой дерзновенно
    Так поступил, как бы явно какое ты зло сотворила?»

    Ей восстенав, отвечала владычица смехов Киприда:
    «Ранил меня Диомед, предводитель аргосцев надменный,
    Ранил за то, что Энея хотела я вынесть из боя,

    Ныне уже не троян и ахеян свирепствует битва;
    Ныне с богами сражаются гордые мужи данаи!»

    Ей богиня почтенная вновь говорила Диона:
    «Милая дочь, ободрись, претерпи, как ни горестно сердцу.
    Много уже от людей, на Олимпе живущие боги,
    Мы пострадали, взаимно друг другу беды устрояя.
    Так пострадал и Арей, как его Эфиалтес и Отос,
    Два Алоида огромные, страшною цепью сковали:
    Скован, тринадцать он месяцев в медной темнице томился.
    Верно бы там и погибнул Арей, ненасытимый бранью,
    Если бы мачеха их, Эрибея прекрасная, тайно
    Гермесу не дала вести: Гермес Арея похитил,
    Силы лишенного: страшные цепи его одолели.
    Гера подобно страдала, как сын Амфитриона мощный
    В перси ее поразил треконечною горькой стрелою.
    Лютая боль безотрадная Геру богиню терзала!
    Сам Айдес, меж богами ужасный, страдал от пернатой.
    Тот же погибельный муж, громовержцева отрасль, Айдеса,
    Ранив у врат подле мертвых, в страдания горькие ввергнул.

    Сердцем печален, болезнью терзаем; стрела роковая
    В мощном Айдесовом раме стояла и мучила душу.
    Бога Пеан врачевством, утоляющим боли, осыпав,
    Скоро его исцелил, не для смертной рожденного жизни.
    Дерзкий, неистовый! он не страшась совершал злодеянья:
    Луком богов оскорблял, на Олимпе великом живущих!
    Но на тебя Диомеда воздвигла Паллада Афина.
    Муж безрассудный! не ведает сын дерзновенный Тидеев:
    Кто на богов ополчается, тот не живет долголетен;

    Дети отцом его, на колени садяся, не кличут
    В дом свой пришедшего с подвигов мужеубийственной брани.
    Пусть же теперь сей Тидид, невзирая на гордую силу,
    Мыслит, да с ним кто иной, и сильнейший тебя, не сразится;
    И Адрастова дочь, добродушная Эгиалея,
    Некогда воплем полночным от сна не разбудит домашних,
    С грусти по юном супруге, храбрейшем герое ахейском,
    Верная сердцем супруга Тидида, смирителя коней».

    Так говоря, на руке ей бессмертную кровь отирала:
    Тяжкая боль унялась, и незапно рука исцелела.

    Речью язвительной гнев возбуждали Крониона Зевса;
    Первая речь начала светлоокая дева Афина:
    «Зевс, наш отец, не прогневаю ль словом тебя я, могучий?
    Верно, ахеянку новую ныне Киприда склоняла
    Ввериться Трои сынам, беспредельно богине любезным?
    И, быть может, ахеянку в пышной одежде лаская,
    Пряжкой златою себе поколола нежную руку?»

    Так изрекла; улыбнулся отец и бессмертных и смертных
    И, призвав пред лицо, провещал ко златой Афродите:
    «Милая дочь! не тебе заповеданы шумные брани.
    Ты занимайся делами приятными сладостных браков;
    Те же бурный Арей и Паллада Афина устроят».

    Так взаимно бессмертные между собою вещали.
    Тою порой на Энея напал Диомед нестрашимый:
    Зная, что сына Анхизова сам Аполлон покрывает,
    Он не страшился ни мощного бога; горел непрестанно
    Смерти Энея предать и доспех знаменитый похитить.
    Трижды Тидид нападал, умертвить Анхизида пылая;
    Трижды блистательный щит Аполлон отражал у Тидида;

    Голосом грозным к нему провещал Аполлон дальновержец:
    «Вспомни себя, отступи и не мысли равняться с богами,
    Гордый Тидид! никогда меж собою не будет подобно
    Племя бессмертных богов и по праху влачащихся смертных!»

    Так провещал, — и назад Диомед отступил недалеко,
    Гнева боящийся бога, далеко разящего Феба.
    Феб же, Энея похитив из толпищ, его полагает
    В собственном храме своем, на вершине святого Пергама.
    Там Анхизиду и Лета и стрелолюбивая Феба
    Сами в великом святилище мощь и красу возвращали.
    Тою порой Аполлон сотворил обманчивый призрак —
    Образ Энея живой и оружием самым подобный.
    Около призрака Трои сынов и бесстрашных данаев
    Сшиблись ряды, разбивая вкруг персей воловые кожи
    Пышных кругами щитов и крылатых щитков легкометных.
    К богу Арею тогда провещал Аполлон дальновержец:

    «Бурный Арей, мужегубец кровавый, стен разрушитель!
    Или сего человека из битв удалить не придешь ты,
    Воя Тидида, который готов и с Кронидом сразиться?

    Здесь на меня самого устремился ужасный, как демон!»

    Так произнесши, воссел Аполлон на вершинах Пергама;
    Но свирепый Арей троян возбудить устремился,
    Вид Акамаса приняв, предводителя быстрого фраков.
    Звучно к сынам Приама, питомца Зевеса, взывал он:
    «О сыны Приама, хранимого Зевсом владыки!
    Долго ль еще вам убийство троян попускать аргивянам?
    Или пока не начнут при вратах Илиона сражаться?
    Пал воевода, почтенный для нас, как божественный Гектор,
    Доблестью славный Эней, знаменитая отрасль Анхиза!
    Грянем, из бранной тревоги спасем благородного друга!»

    Так говоря, возбудил он и силу и мужество в каждом.
    Тут Сарпедон укорять благородного Гектора начал:
    «Гектор! где твое мужество, коим ты прежде гордился?
    Град, говорил, защитить без народа, без ратей союзных
    Можешь один ты с зятьями и братьями; где ж твои братья?
    Здесь ни единого я не могу ни найти, ни приметить.
    Все из сражения прячутся, словно как псы перед скимном;
    Мы же здесь ратуем, мы, чужеземцы, притекшие в помощь;

    Так, и ликийские долы и ксанфские воды — далеки,
    Где я оставил супругу любезную, сына-младенца
    И сокровища многие, коих убогий алкает.
    Но, невзирая на то, предвожу ликиян, и готов я
    С мужем сразиться и сим, ничего не имея в Троаде,
    Что бы могли у меня иль унесть, иль увесть аргивяне.
    Ты ж — неподвижен стоишь и других не бодришь ополчений
    Храбро стоять, защищая и жен и детей в Илионе.
    Гектор, блюдись, да объяты, как всеувлекающей сетью,
    Все вы врагов разъяренных не будете плен и добыча!
    Скоро тогда сопостаты разрушат ваш град велелепный!
    Ты о делах сих заботиться должен и денно и нощно,
    Должен просить воевод, дальноземных союзников ваших,
    Бой непрестанно вести, а грозы́ и упреки оставить».

    Так говорил он, — речь уязвила Гектора сердце:
    Быстро герой с колесницы с оружием прянул на землю.
    Острые копья колебля, кругом полетел по дружинам,
    В бой распаляя сердца; и возжег он жестокую сечу!
    Вспять возвратились трояне и стали в лицо аргивянам;

    Как, если ветер плевы́ рассевает по гумнам священным,
    Жателям, веющим хлеб, где Деметра с кудрями златыми
    Плод отделяет от плев, возбуждая дыхание ветров,

    Гумны кругом под плевою белеются, — так аргивяне
    С глав и до ног их белели под прахом, который меж ними
    Даже до медных небес воздымали копытами кони
    В быстрых, крутых поворотах; ворочали в бой их возницы,
    Прямо с могуществом рук на врагов устремляясь; но мраком
    Бурный Арей покрывает всю битву, троянам помощный,
    Вкруг по рядам их носясь: поспешил он исполнить заветы
    Феба, царя златострельного; Феб заповедал Арею
    Души троян возбудить, лишь узрел, что Паллада Афина
    Бой оставляет, богиня, защитница воинств ахейских.
    Сам же Энея вождя из святилища пышного храма
    Вывел и крепостью перси владыки народов наполнил.
    Стал Анхизид меж друзьями величествен; все веселились
    Видя, что он, живой, невредимый, блистающий силой,
    Снова предстал, но его вопросить ни о чем не успели;
    Труд их заботил иной, на который стремил Сребролукий,

    Оба Аякса меж тем, Одиссей и Тидид воеводы
    Ревностно в бой возбуждали ахейских сынов; но ахейцы
    Сами ни силы троян не страшились, ни криков их грозных;
    Ждали недвижные, тучам подобные, кои Кронион
    В тихий, безветренный день, на высокие горы надвинув,
    Черные ставит незыбно, когда и Борей и другие
    Дремлют могучие ветры, которые мрачные тучи
    Шумными уст их дыханьями вкруг рассыпают по небу;
    Так ожидали данаи троян, неподвижно, бесстрашно.
    Царь Агамемнон летал по рядам, ободряя усердно:
    «Будьте мужами, друзья, и возвысьтеся доблестным духом;
    Воина воин стыдися на поприще подвигов ратных!
    Воинов, знающих стыд, избавляется боле, чем гибнет;
    Но беглецы не находят ни славы себе, ни избавы!»

    Рек — и стремительно ринул копье и переднего мужа
    Деикоона уметил, Энеева храброго друга,
    Сына Пергасова, в Трое равно, как сыны Дарданида,
    Чтимого: ревностен был он всегда между первых сражаться.
    Пикой его поразил по щиту Агамемнон могучий;

    И сквозь запон блистательный в нижнее чрево погрузло;
    С шумом на землю он пал, и взгремели на падшем доспехи.

    Тут Анхизид ниспровергнул храбрейших мужей из данаев,
    Двух Диоклесовых чад, Орсилоха и брата Крефона.
    В Фере, красиво устроенной, жил Диоклес, их родитель,
    Благами жизни богатый, ведущий свой род от Алфея,
    Коего воды широко текут чрез пилийскую землю.
    Он Орсилоха родил, неисчетных мужей властелина;
    Царь Орсилох породил Диоклеса, высокого духом;
    И от сего Диоклеса сыны-близнецы родилися,

    Вождь Орсилох и Крефон, в разнородных искусные битвах.
    Оба они, возмужалые, в черных судах к Илиону,
    Славному конями, с силой ахейских мужей прилетели,
    В брани Атрея сынам, Агамемнону и Менелаю,
    Чести ища, но кончину печальную оба снискали.
    Словно два мощные льва, на вершинах возросшие горных,
    Оба под матерью львицей вскормленные в лесе дремучем,
    Тучных овец и тельцов круторогих из стад похищая,
    Окрест дворы у людей разоряют, доколе и сами

    Так и они, пораженные мощной рукою Энея,
    Рухнулись оба на землю, подобные соснам высоким.

    Падших увидя, воссетовал царь Менелай браноносный,
    Выступил дальше передних, покрытый сверкающей медью,
    Острой колеблющий пикой: Арей распалял ему душу
    С помыслом тайным, да будет сражен он руками Энея.
    Но увидел его Антилох, Несторид благородный,
    Выступил сам за передних, страшася, да пастырь народов
    Зла не потерпит и тяжких трудов их плоды уничтожит.
    Тою порою герои и руки и острые копья
    Друг против друга уже подымали, пылая сразиться,
    Но предстал Антилох к воеводе ахеян Атриду,
    И остаться Эней не посмел, сколь ни пламенный воин,
    Двух браноносцев увидя, один за другого стоящих.
    Те же, убитых поспешно увлекши к дружинам ахейским,
    Там их оставили, бедных, друзьям возвративши печальным;
    Сами, назад обратившися, между передних сражались.

    Там Пилемена повергли, Арею подобного мужа,
    Бранных народов вождя, щитоносных мужей пафлагонян.

    Длинным копьем, сопротиву стоящего, в выю уметил;
    Вождь Антилох поразил у него и возницу Мидона,
    Отрасль Атимния: коней своих обращавшего бурных,
    Камнем его угодил он по локтю; бразды у Мидона,
    Костью слоновой блестящие, пали на пыльную землю.
    Прянул младой Антилох и мечом в висок его грянул;
    Он, тяжело воздохнувший, на прах с колесницы прекрасной
    Рухнулся вниз головой и, упавший на темя и плечи,
    Долго в сем виде стоял он, в песок погрузившись глубокий,
    Кони покуда, ударив, на прах опрокинули тело:
    Их, поражая бичом, Антилох угонял к аргивянам.

    Гектор героев узнал меж рядов и на них устремился
    С яростным криком; за ним и троян понеслися фаланги
    Сильные; их предводили кровавый Арей и Энио
    Грозная, следом ведущая бранный мятеж беспредельный:
    Бурный Арей, потрясая в деснице огромною пикой,
    То выступал перед Гектором, то позади устремлялся.

    Бога узрев, ужаснулся Тидид, воеватель могучий,
    И, как неопытный путник, великою степью идущий,

    Пеной кипящую видя, и смутный назад отступает, —
    Так отступил Диомед и немедля воскликнул к народу:
    «Други, почто мы дивимся, что ныне божественный Гектор
    Стал копьеборец славнейший, боец дерзновеннейший в битве?
    С ним непрестанно присутствует бог, отражающий гибель!
    С ним и теперь он — Арей, во образе смертного мужа!
    Други, лицом к сопостатам всегда обращенные, с поля
    Вы отступайте, с богами отнюдь не дерзайте сражаться!»

    Так говорил он, но близко на них наступили трояне.
    Гектор двух ратоборцев повергнул, испытанных в битвах,
    Бывших в одной колеснице, Менесфа и с ним Анхиала.
    Падших узрев, пожалел их великий Аякс Теламонид;
    К ним приступил он и стал и, пославши сверкающий дротик,
    Амфия свергнул, Селагова сына, который средь Песа
    Жил, обладатель богатств и полей; но судьба Селагида
    В брань увлекла поборать за Приама и всех Приамидов.
    В запон его поразил Теламониев сын многомощный;
    В нижнее чрево ему погрузилась огромная пика;
    С шумом он грянулся в прах; и Аякс прибежал победитель,

    Острые, ярко блестящие; много их щит его принял.
    Он же, пятой наступив на сраженного, медную пику
    Вырвал назад; но других не успел драгоценных доспехов
    С плеч унести Селагидовых: стрелы его засыпали.
    Он окружения сильного гордых троян убоялся:
    Много их, мощных, отважных, уставив дроты, наступало;
    Ими, сколь ни был огромен и сколь ни могуч и ни славен,
    Прогнан Аякс и назад отступил, поколебанный силой.

    Так браноносцы сии подвизалися в пламенной битве.
    Тою порой Тлиполем Гераклид, и огромный и сильный,
    Злою судьбою сведен с Сарпедоном божественным в битву.
    Чуть соступились герои, идущие друг против друга,
    Сын знаменитый и внук воздымателя облаков Зевса,
    Так Тлиполем Гераклид к сопротивнику первый воскликнул:
    «Ликии царь Сарпедон! какая тебе неизбежность
    Здесь между войск трепетать, человек незнакомый с войною?
    Лжец, кто расславил тебя громоносного Зевса рожденьем!
    Нет, несравненно ты мал пред великими теми мужами,
    Кои от Зевса родились, меж древних племен человеков,

    Был мой родитель, герой дерзновеннейший, львиное сердце!
    Он, приплывши сюда, чтоб взыскать с Лаомедона коней,
    Только с шестью кораблями, с дружиною ратною малой,
    Град Илион разгромил и пустынными стогны оставил!

    Ты же робок душой и предводишь народ на погибель.
    Нет, для троян, я надеюся, ты обороной не будешь,
    Ликию бросил напрасно, и будь ты стократно сильнейший,
    Мною теперь же сраженный, пойдешь ко вратам Аидеса!»

    Ликии царь Сарпедон Тлиполему ответствовал быстро:
    «Так, Тлиполем, Геракл разорил Илион знаменитый,
    Но царя Лаомедона злое безумство карая:
    Царь своего благодетеля речью поносной озлобил
    И не отдал коней, для которых тот шел издалека.
    Что ж до тебя, предвещаю тебе я конец и погибель;
    Их от меня ты приймешь и, копьем сим поверженный, славу
    Даруешь мне, и Аиду, конями гордящемусь, душу».

    Так говорил Сарпедон; но, сотрясши, свой ясенный дротик
    Взнес Тлиполем; обои́х сопротивников длинные копья
    Вдруг полетели из рук: угодил Сарпедон Гераклида

    Быстро темная ночь Тлиполемовы очи покрыла.
    Но и сам Тлиполем в бедро улучил Сарпедона
    Пикой огромною; тело рассекшее, бурное жало
    Стукнуло в кость; но отец от него отвращает погибель.

    Тут Сарпедона героя усердные други из битвы
    Вынесть спешили; его удручала огромная пика,
    Влекшаясь в теле; никто не подумал, никто не помыслил
    Ясенной пики извлечь из бедра, да с спешащими шел бы;
    Так озабочены были трудящиесь вкруг Сарпедона.
    Но Тлиполема данаи, блестящие медью, спешили
    Вынесть из боя; увидел его Одиссей знаменитый,
    Твердый душою, и вспыхнуло в нем благородное сердце;
    Он между помыслов двух колебался умом и душою:
    Прежде настигнуть ли сына громами звучащего Зевса
    Или, напав на ликиян, у множества души исторгнуть?
    Но не ему, Одиссею почтенному, сужено было
    Зевсова сына могучего медию острой низвергнуть.
    Сердце его на ликийский народ обратила Паллада.
    Там он Керана, Аластора, Хромия битвой низринул,

    И еще бы их более сверг Одиссей знаменитый,
    Если бы скоро его не узрел шлемоблещущий Гектор:
    Ринулся он сквозь передних, сияющей медью покрытый,
    Ужас данаям несущий. Обрадован друга приходом,
    Зевсов сын Сарпедон говорил ему гласом печальным:
    «Гектор! не дай, умоляю, лежать мне добычей ахеян;
    Друг, защити! и пускай уже в вашем приязненном граде
    Жизнь оставит меня; не судила, как вижу, судьбина,
    В дом возвратившемусь, в землю отечества милого сердцу,
    Там обрадовать мне и супругу, и юного сына!»

    Так говорил, но ему не ответствовал Гектор великий,
    Быстро пронесся вперед, нетерпеньем пылая скорее
    Рать аргивян отразить и у множества души исторгнуть.
    Тою порой Сарпедона героя друзья посадили
    В поле, под буком прекрасным метателя молнии Зевса.
    Там из бедра у него извлек длиннотенную пику
    Храбрый, могучий Пелагон, друг, им отлично любимый:
    Дух Сарпедона оставил, и очи покрылися мглою.
    Скоро опять он вздохнул, и кругом его ветер прохладный

    Рать аргивян пред Ареем и Гектором меднодоспешным
    Тесно фаланги сомкнувши, как к черным судам не бежала,
    Так и вперед не бросалася в бой, но лицом непрестанно
    Вся отступала, узнав, что Арей в ополченьях троянских.

    Кто же был первый и кто был последний, которых доспехи
    Гектор могучий похитил и медный Арей душегубец?
    Тевфрас, бессмертным подобный, и после Орест конеборец,
    Воин бесстрашный Эномаос, Трех, этолийский копейщик,
    Энопа отрасль Гелен и Орезбий пестропоясный,
    Муж, обитающий в Гиле, богатства стяжатель заботный,
    Около озера живший Кефисского, где и другие
    Жили семейства беотян, уделов богатых владыки.

    Их лишь узрела лилейнораменная Гера богиня,
    Храбрый ахейский народ истребляющих в битве свирепой,
    Быстро к Афине Палладе крылатую речь устремила:
    «Горе, дочь необорная молний метателя Зевса!
    Тщетным словом с тобой обнадежили мы Менелая
    В дом возвратить разрушителем Трои высокотвердынной,
    Если свирепствовать так попускаем убийце Арею!
    »

    Так говоря, преклонила дочь светлоокую Зевса;
    Но сама, устремясь, снаряжала коней златосбруйных
    Гера, богиня старейшая, отрасль великого Крона.
    Геба ж с боков колесницы набросила гнутые круги
    Медных колес осьмиспичных, на оси железной ходящих;
    Ободы их золотые, нетленные, сверху которых
    Медные шины положены плотные, диво для взора!
    Ступицы их серебром, округленные, окрест сияли;
    Кузов блестящими пышно сребром и златом ремнями
    Был прикреплен, и на нем возвышались дугою две скобы;
    Дышло серебряное из него выходило; на оном
    Геба златое, прекрасное вяжет ярмо, продевает
    Пышную упряжь златую; и быстро под упряжь ту Гера
    Коней бессмертных подводит, пылая и бранью и боем.

    Тою порою Афина, в чертоге отца Эгиоха,
    Тонкий покров разрешила, струей на помост он скатился,
    Пышноузорный, который сама, сотворив, украшала;

    Вместо ж его облачася броней громоносного Зевса,
    Бранным доспехом она ополчалася к брани плачевной.

    Страшный очам, поразительным Ужасом весь окруженный:
    Там и Раздор, и Могучесть, и, трепет бегущих, Погоня,
    Там и глава Горгоны, чудовища страшного образ,
    Страшная, грозная, знаменье бога всесильного Зевса!
    Шлем на чело возложила украшенный, четыребляшный,
    Златом сияющий, ста бы градов ратоборцев покрывший.
    Так в колеснице пламенной став, копием ополчилась
    Тяжким, огромным, могучим, которым ряды сокрушает
    Сильных, на коих разгневана дщерь всемогущего бога.

    Гера немедля с бичом налегла на коней быстроногих;
    С громом врата им небесные сами разверзлись при Горах,
    Страже которых Олимп и великое вверено небо,
    Чтобы облак густой разверзать иль смыкать перед ними.
    Сими богини вратами коней подстрекаемых гнали;
    Скоро они обрели, далеко от бессмертных сидящим,
    Зевса царя одного, на превыспреннем холме Олимпа.
    Там, коней удержавши, лилейнораменная Гера
    Кронова сына царя вопрошала и так говорила:
    «Или не гневен ты, Зевс, на такие злодейства Арея?

    Нагло, насильственно! Я сокрушаюсь, тогда как спокойно
    В сердце своем веселятся Киприда и Феб, подстрекая
    К брани безумца сего, справедливости чуждого всякой.
    Зевс, наш отец! на меня раздражишься ли, если Арея
    Брань я принужу оставить ударом, быть может, жестоким?»

    Гере немедля ответствовал туч воздыматель Кронион:
    «Шествуй, восставь на Арея богиню победы, Палладу;
    Больше обыкла она повергать его в тяжкие скорби».

    Рек, — и ему покорилась лилейнораменная Гера;
    Коней хлестнула бичом; полетели покорные кони,
    Между землею паря и звезда́ми усеянным небом.
    Сколько пространства воздушного муж обымает очами,
    Сидя на холме подзорном и смо́тря на мрачное море, —
    Столько прядают разом богов гордовыйные кони.
    К Трое принесшимся им и к рекам совокупно текущим,
    Где Симоис и Скамандр быстрокатные воды сливают,
    Там коней удержала лилейнораменная Гера
    И, отрешив от ярма, окружила облаком темным;
    Им Симоис разостлал амброзию сладкую в паству.

    Поступью легкой, горя поборать за данаев любезных.
    И лишь достигли туда, где и многих мужей и храбрейших
    Вкруг Диомеда вождя, укротителя мощного коней,
    Сонмы густые стояли, как львы, пожиратели крови,

    Или как вепри, которых мощь не легко одолима, —
    Там пред аргивцами став, возопила великая Гера,
    В образе Стентора, мощного, медноголосого мужа,
    Так вопиющего, как пятьдесят совокупно другие:
    «Стыд, аргивяне, презренные, дивные только по виду!
    Прежде, как в грозные битвы вступал Ахиллес благородный,
    Трои сыны никогда из Дардановых врат не дерзали
    Выступить: все трепетали его сокрушительной пики!
    Ныне ж далеко от стен, пред судами, трояне воюют!»

    Так говоря, возбудила и силу и мужество в каждом.
    Тою порой к Диомеду подходит Паллада Афина:
    Видит царя у своей колесницы; близ коней он стоя,
    Рану свою прохлаждал, нанесенную Пандара медью.
    Храброго пот изнурял под ремнем широким, держащим
    Выпуклый щит: изнурялся он им, и рука цепенела;

    Зевсова дочь, преклоняся на конский ярем, возгласила:
    «Нет, Тидей произвел себе не подобного сына!
    Ростом Тидей был мал, но по духу воитель великий!
    Некогда я запрещала ему подвизаться, герою,
    Бурной душой увлекаясь, когда он один от ахеян
    В Фивы пришел послом к многочисленным Кадма потомкам.
    Я повелела ему пировать спокойно в чертогах;
    Но Тидей, как всегда, обладаемый мужеством бурным,
    Юных кадмеян к борьбам вызывал и легко сопротивных
    Всех победил: таково я сама поборала Тидею!
    Так я тебе предстою, благосклонно всегда охраняю
    И одобряю тебя с фригиянами весело биться;
    Но иль усталость от подвигов бурных тебя поразила,
    Или связала робость бездушная! После сего ты
    Сын ли героя Тидея, великого в бранях Инида?»

    Ей отвечая немедленно, рек Диомед благородный:
    «О! познаю я тебя, светлоокая дочь громовержца!
    Искренне всё пред тобой изреку, ничего не сокрою.
    Нет, не усталость меня и не робость бездушная держит,

    Ты повелела не ратовать мне ни с одним из блаженных
    Жителей неба, но если Крониона дочь, Афродита,
    Явится в брани, разить Афродиту острою медью.
    Вот для чего отступаю и сам я, и прочим аргивцам
    Всем повелел, уклоняяся, здесь воедино собраться:
    Вижу Арея; гремящею битвою он управляет».

    Вновь провещала к нему светлоокая дочь Эгиоха:
    «Чадо Тидея, о воин, любезнейший сердцу Афины!
    Нет, не страшися теперь ни Арея сего, ни другого
    Сильного бога; сама за тебя я поборницей буду!
    Мужествуй, в бой на Арея лети на конях звуконогих;

    Смело сойдись и рази, не убойся свирепства Арея,
    Буйного бога сего, сотворенное зло, вероломца!
    Сам он недавно обет произнес предо мной и пред Герой
    Ратовать против троян и всегда поборать за ахеян;
    Ныне ж стоит за троян, вероломный, ахеян оставил!»

    Так говоря, с колесницы Сфенела согнала на землю,
    Быстро повлекши рукой, — и покорный мгновенно он спрянул;
    Быстро сама в колесницу к Тидиду восходит богиня,

    Зевса подъявшая грозную дщерь и храбрейшего мужа.
    Разом и бич и бразды захвативши, Паллада Афина
    Вдруг на Арея на первого бурных коней устремила.
    В те поры он обнажал Перифаса, вождя этолиян,
    Мужа огромного, мощного, славную ветвь Охезия;
    Мужа сего кровавый Арей обнажал, но Афина
    Шлемом Аида покрылась, да будет незрима Арею.

    Смертных губитель едва усмотрел Диомеда героя,
    Вдруг этолиян вождя, Перифаса огромного, бросил
    Там распростертого, где у сраженного душу исторгнул:
    Быстро и прямо пошел на Тидида, смирителя коней.
    Только лишь сблизились оба, летящие друг против друга,
    Бог, устремяся вперед, над конским ярмом и браздами
    Пикою медной ударил, пылающий душу исторгнуть;
    Но, рукой ухватив, светлоокая дщерь Эгиоха
    Пику отбросила вбок, да напрасно она пронесется.
    И тогда на Арея напал Диомед нестрашимый
    С медным копьем; и, усилив его, устремила Паллада
    В пах под живот, где бог опоясывал медную повязь;

    Вырвал обратно копье; и взревел Арей меднобронный
    Страшно, как будто бы девять иль десять воскликнули тысяч
    Сильных мужей на войне, зачинающих ярую битву.
    Дрогнули все, и дружины троян, и дружины ахеян,
    С ужасом: так заревел Арей, ненасытный войною.

    Сколько черна и угрюма от облаков кажется мрачность,
    Если неистово дышащий, знойный воздвигнется ветер, —
    Взору Тидида таков показался, кровью покрытый
    Медный Арей, с облаками идущий к пространному небу.
    Быстро бессмертный вознесся к жилищу бессмертных, Олимпу.
    Там близ Кронида владыки воссел он, печальный и мрачный,
    И, бессмертную кровь показуя, струимую раной,
    Тяжко стенающий, к Зевсу вещал он крылатые речи:
    «Или без гнева ты, Зевс, на ужасные смотришь злодейства?
    Боги, мы непрестанно, по замыслам друг против друга,
    Терпим беды жесточайшие, благо творя человекам;
    Все на тебя негодуем: отец ты неистовой дщери,
    Пагубной всем, у которой одни злодеяния в мыслях!

    Боги другие, колико ни есть их на светлом Олимпе,

    Сей лишь одной никогда не смиряешь ни словом, ни делом;
    Но потворствуешь ей, породивши зловредную дочерь!
    Ныне она Диомеда, Тидеева гордого сына,
    С диким свирепством его на бессмертных богов устремила!

    После с копьем на меня самого устремился, как демон!
    Быстрые ноги меня лишь избавили, иначе долго б
    Там я простертый страдал, между страшными грудами трупов,
    Или б живой изнемог, под ударами гибельной меди!»


    «Смолкни, о ты, переметник! не вой, близ меня воссидящий!
    Ты ненавистнейший мне меж богов, населяющих небо!
    Только тебе и приятны вражда, да раздоры, да битвы!
    Матери дух у тебя, необузданный, вечно строптивый,

    Ты и теперь, как я мню, по ее же внушениям страждешь!
    Но тебя я страдающим долее видеть не в силах:
    Отрасль моя ты, и матерь тебя от меня породила.
    Если б от бога другого родился ты, столько злотворный,
    »

    Рек, — и его врачевать повелел громовержец Пеану.
    Язву Пеан врачевством, утоляющим боли, осыпав,
    Быстро его исцелил, не для смертной рожденного жизни.
    Словно смоковничий сок, с молоком перемешанный белым,

    С равной Пеан быстротой исцелил уязвленного бога.
    Геба омыла его, облачила одеждою пышной,
    И близ Зевса Кронида воссел он, славою гордый.

    Паки тогда возвратилась в обитель великого Зевса

    Так обуздав истребителя, мужеубийцу Арея.

    Раздел сайта: