• Приглашаем посетить наш сайт
    Есенин (esenin-lit.ru)
  • Гнедич Н. И - Муравьеву-Апостолу И. М., 29 апреля 1813 г.

    1 

    С. П. бург. Апр. 29. 1813.

    Милостивый государь Иван Матвеевич!

    Я жив и докажу это Вашему превосходительству и прозой и стихами. Но сперва позвольте полному сердцу излить истинную радость, истинное поздравление с венком, осеняющим чело Ваше на берегах Волги.5 Панглос прав. Во время грозы бранной, изгнанные из столицы, почти уже готовые произнесть Patriam fugimus!6 Вы приноситесь на прекраснейшие берега, где Гименей Вас ожидает! Все в свете к лучшему. Неправда, г. Панглос. Этот Гименей похищает Ивана Матвеевича от людей, весьма к нему привязанных. Стало быть, нет в свете добра без зла. Покоряюсь закону судьбы; но, однако ж, не во гнев ей, все-таки стану желать, чтобы Вы были к нам ближе. Правда, что здесь, кроме focus et taedae pingues,7 мало чего доброго, а Вы в своих Тибурах найдете все; но и Гораций мечтал только в Тибуре, а писал в Риме. А поелику наш Рим Москва -- campos ubi fuit,8 то вовсе оставить Вам град Святого Петра предосудительно, непростительно, а для любящих Вас весьма огорчительно. Быть может, что я отношу единственно к себе надобность Вашего здесь пребывания. Как бы то ни было, а я в самом деле часто чувствую, что Вас здесь нет: я это чувствую и в доме графини Строгоновой,9 и в общем нашем кругу, и у себя дома. Часто перевертывал я Горация, но он напоминал мне только об Вас, а не научил, как излечиться от скуки по людях, которых любим. Чтоб сколько-нибудь облегчить ее, взалкал беседовать с Вами, но к беседе моей прошу благосклонного терпения, ибо она будет длинна.

    Вы приглашаете Крылова на уху, а меня на восхищение в прогулках: первого на реальность, а меня на идеальность; оттого-то Крылов и толще меня, что любит более реальность. А я скудею телом и духом, а особенно жаром к рифмам. Благодарение богу, что он мне дал добрую совесть. Она жестоко начала упрекать меня за Гомера.

    Что ты делаешь с Поэтом, говорит мне совесть, у которого каждое слово в стихе стоит на непреложном своем месте; каждое слово составляет или силу выражения, или богатство картины, или характер древнего духа поэзии? У которого каждый стих исполнен величественною, сладкою, непрерывно струящеюся гармониею гекзаметра? Но оставляя все это, как ты можешь, хотя бы имел самые превосходные способности, как ты можешь стих Гомера, состоящий из 17 слогов, вместить в 12 и сохранить его достоинство? Неужели не видишь, что ты каждый стих должен вбивать в тиски и довольствоваться одною сухою выжимкою? Что ты его картины в рост человеческий ставишь в полупортретные рамки? Что ты привязался к этому стиху александрийскому, сухому, жалкому, бедному, которой идет на одной ноге или беспрестанно от муской к женской и от женской к муской рифме прохаживается взад и вперед, как в польском шене кавалеры с дамами? Вспомни, что сами французы, его создавшие, говорят об нем:

    De deux alexandrins cote a cote marchan<t>s
    L'un serve pour la rime et l'autre pour le sens,
    Si bien que sans rien perdre, embrassant cet usage
    On pourrait retrancher la moitie d'une ouvrage.10

    Но что же им делать? А ты этот сухой, глухой, хромой стих променял на гекзаметр... Ах, г-жа Совесть, -- Ломоносов!.. Ломоносов? Да не он ли сам в письме своем о русском стихосложении форму гекзаметра называет превосходнейшею формою стихов? Впрочем, если Ломоносов, по образу мыслей его времени, отринул что-либо полезное, так и тебе отвергать надобно? Разве то, что Ломоносов бедную меру александрийского стиха, созданную французами для языка их, лишенного прозодии, приспособил к языку, обильнейшему ею, не есть заблуждение, недостойное сего великого человека? Спроси у рассудка, к чему служит труд твой? Первый посредственный перевод, не говорю уже в гекзаметрах, в прозе -- уничтожит перевод твой; ибо он более, нежели стих александр<ийский>, может сохранить и дух и верность подлинника. Опомнися, друг, поговори с рассудком. Я поклонился г-же Совести, закрыл Илиаду и начал рассуждать с рассудком следующим образом. -- Но не буду обременять Вас всем, что он говорил мне касательно превосходства греческих метрических форм стихосложения пред нашими тоническими. Он ничего не сказал мне такого, что б не было известно Вам, знакомому коротко с поэзиею древних. -- Наконец он заставил меня заглянуть в Эфе-стиона,11 хорошего рассмотрителя метров греческих; и я увидел, что героический гекзаметр имеет до 17 варияций; что варияции эти употребляются для изображения скорости, медленности и им подобных движений или звуков, заменяя дактиля спондеями иногда вдруг на всех четырех и по примеру Виргилия даже на пяти местах, или только там, где это нужно. Все это прекрасно, великолепно! Но где ж мне взять спондея? Замени его хореем, нечего делать: я перекрестился и вот проба сих варияций:

    5 Дакт. и 1 Хорей

    Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына.

    4 Дакт. и 2 Хорея

    Станьте, о други, ко брани, вы крепко станьте со мною,
    Дий же отец от Олимпа громы низвергнул на землю.
    Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына и проч.

    3 Дакт. и 3 Хорея

    Кони послушные быстро мчатся озным возницей.
    Я вас свергну в пропасть подземную, в Тартар глубокий.
    Вестница быстрая с Иды сверглася вихрем к Трое и проч.

    2 Дакт. и 4 Хорея

    Легкие кони скачут, быстро рвы прелетая.
    В розмах сильною дланью камень мещет огромный.
    Кони быстро полем, прах воздымая, несутся и проч.

    1 Дактиль и 5 Хореев

    Волны моря, вставши, с ревом хлещутся в берег.

    Признаюсь, что я, кончивши их, снова перекрестился. Как, думал я, это богатство, это великолепие, эту совершенную музыку! Но Вы, верно, давно уже то думали, что мне теперь только вошло в голову. После сих проб изменений, которые, однако ж, и на русском простираются до 15 форм, я, по убеждению Сер. С. Уварова,12 попытался над первыми стихами Илиады; но на первом пути встретил вот какие неприятности: наши односложные частицы и союзы, а особенно и. столь часто необходимое для начатия стиха, по свойству короткого своего протяжения почти всегда противится долгому слогу; но, начиная им стих, поневоле делаешь его долгим и весьма неприятным для слуха, напр.: И возбуждая ко брани и проч. Союз но, как отрицательный и требующий большого протяжения, гораздо меньше страждет. Союзы эти так хорошо у Греков и Латин прячутся назад. Я ж лучшего не нашел средства, как стих, начинающийся союзом и, но и им подобными частицами, всегда начинать одною из законных варияций гекзаметра -- хореем, напр.:

    Но Адраста живым уловил Менелай ратоборный.
    И на быстром бегу колесницу ударя о пень тамаринта.
    И Приам и народ знаменитого в бранях Приама.

    Стихи, таким образом начинаемые, без сомнения, в чтении почти обращаются для слуха в анапест, ибо мы читаем не скандуя, а ударяя голосом на силу слова:

    Но Адраста живым уловил...
    И Приам и народ и проч.

    Однако ж по сканции гекзаметра они не анапесты. Таким образом, профессор прозодии не может обвинить их в незаконной форме, а филармоник в противном звуке. Получа от братии одобрение сих средств и убежденный настоятельством Сер. Сем. Уварова, я посягнул на опыт пространнейший, который бы решил, можно или нет совладать с русским гекзаметром. И поелику для гекзаметра, быстрого и живого в действии эпопеи, опаснейшее испытание есть разговор, для которого более свойствен ямб, то я и выбрал песнь, где бы можно испытать наш гекзаметр и в действии и в разговоре. Однако ж желая только ознакомить слух гипербореян с сим размером, я воздерживался от многих варияций его, бояся, чтоб читатели, вместо обвинения себя в неумении читать его, не обвинили невинного размера и не подвергли снова той же казни, какую навлек на него Творец Тилемахиды.13

    Более всех словесных презусов обладая тем, что составляет качества судьи, -- Вы должны по совести, а более по Вашему ко мне благорасположению произнесть решительный приговор: ибо я или изберу для Илиады гекзаметр, или, внимая Голос совести, перестану Гомера мучить рифмами. Покорнейше прося и с нетерпением ожидая ответа Вашего, искренно желаю Вам всех благ и наслаждений свободы и с истинным почтением и преданностию имею честь быть навсегда Вашего превосходительства покорнейшим слугою 

    Н. Гнедич

    P. S. В гекзаметре я ударения собственных имен делал греческие: Агамемнон, Лаомёдон, ибо ударение, нами взятое у французов, противится Дактилю. Перевод весь -- стих в стих.

    Примечания

    5 В 1812 году И. М. Муравьев-Апостол женился во второй раз (на Прасковье Васильевне Грушецкой).

    6


    Nos patriam fugimus.

    Мы оставляем пределы отечества и милые поля;
    Мы изгнанники.

    7

    Hiс focus et taedae pingues, hiс plurimus ignis
    Semper, et assidua postes fuligine nigri.

    Здесь очаг и сочащиеся смолой факелы,

    (Вергилий. Эклога VII, 49)

    8

    Litora cum patriae lacrimans portusque relinquo
    Et campos ubi Troia

    Когда я в слезах покидаю берега отчизны, гавань
    И равнины, где была Троя...

    (Вергилий. Энеида, кн. III, 11)

    Этой цитатой из "Энеиды" Н. И. Гнедич проводит параллель между Троей, разрушенной греками, и Москвой, сожженной французами.

    9

    10

    Из двух александрийских стихов, идущих бок о бок,
    Один служит для рифмы, другой -- для смысла,
    Так что, ничего не теряя, принимая это правило,
    Можно было бы опустить половину произведения.

    11

    12 Уваров Сергей Семенович (1786--1855) -- министр народного просвещения, президент Академии наук, поддерживавший Гнедича в его опытах по переводу "Илиады" гекзаметром.

    13 "Творец Тилемахиды" -- Василий Кириллович Тредиаковский. Его поэтический перевод романа Фенелона "Похождения Телемака", напечатанный в 1766 году, был сделан нерифмованным гекзаметром, близким к размеру гомеровских поэм. Однако стиль этого произведения, характерный для большинства произведений Тредиаковского, был настолько неудачным, что поэма стала предметом жесточайших насмешек современников. Опороченным в глазах публики оказался и примененный Тредиаковским стихотворный размер.

    Раздел сайта: